Собираюсь в больницу, как-то даже слишком неуместно натягиваю свитер, чувствую как щипет глаза. Собираю волосы в пучок, умываюсь и смотрю на свое лицо, бледное как лист бумаги с ярко-розовыми коростами вокруг рта. И.
даже не чувствую ничего больше. Ни жалости к себе, не паники, ни какой-то разочарованности или страха.
Думаю только о том, что ненавижу резкий запах больницы и едва ли у меня сожмется сердце от страшных детских визгов их соседних палат.
И я знаю что этот запах будет въедаться в одежду, и потом еще долго я буду перестирывать этот свитер и чувствовать тошноту, почувствовав даже легкий его отголосок. Белые халаты, желтокожие агрессивные люди и странное предчувствие нарастающей зимы.
.
В Симферополе +16. Теплая багряная осень, от которой я без ума, и мне приходит в голову что было бы здорово прогуляться по паркам, пряча лицо в платок, и наслаждаясь этими последними частичками чего-то искренне любимого и дорогого.
Моя осень. Изнасилованная сначала остатками лета а потом холодными циклонами, вот вот только сейчас испускает последний вдох, и листья такие невероятно яркие и птицы вечерами стаями улетают так, что дыхание захватывает от их огромной массы. Сотни и тысячи птиц, и этот шорох, шорох крыльев, и что-то обрывается внутри и тянется туда и только туда
в последнее ванильное и теплое
ноябрьское небо.
даже не чувствую ничего больше. Ни жалости к себе, не паники, ни какой-то разочарованности или страха.
Думаю только о том, что ненавижу резкий запах больницы и едва ли у меня сожмется сердце от страшных детских визгов их соседних палат.
И я знаю что этот запах будет въедаться в одежду, и потом еще долго я буду перестирывать этот свитер и чувствовать тошноту, почувствовав даже легкий его отголосок. Белые халаты, желтокожие агрессивные люди и странное предчувствие нарастающей зимы.
.
В Симферополе +16. Теплая багряная осень, от которой я без ума, и мне приходит в голову что было бы здорово прогуляться по паркам, пряча лицо в платок, и наслаждаясь этими последними частичками чего-то искренне любимого и дорогого.
Моя осень. Изнасилованная сначала остатками лета а потом холодными циклонами, вот вот только сейчас испускает последний вдох, и листья такие невероятно яркие и птицы вечерами стаями улетают так, что дыхание захватывает от их огромной массы. Сотни и тысячи птиц, и этот шорох, шорох крыльев, и что-то обрывается внутри и тянется туда и только туда
в последнее ванильное и теплое
ноябрьское небо.
Хочу
горячий шоколад, тебя, утро.
исключительно в такой последовательности.
горячий шоколад, тебя, утро.
исключительно в такой последовательности.